Щенок

На траве сидел мальчик. На вид ему было пяти лет— совсем еще щенок. Он смотрел во вьющуюся сочную зелень доверчивыми собачьими глазами.
Мне всегда было радостно и одновременно грустно смотреть на малых детей.
Их еще не тронула отрава этого жестокого индустриального мира, их души радуются этой траве, этому солнцу— природе, упорно противостоящей деструктивному человеческому "прогрессу".
Им только предстояло по-настоящему оценить мир. Но как они его оценят—примут, как естественные, дикие его законы, или поймут его отравленность?
Применительно к мальчику я не мог ответить на этот вопрос.
К нему подбежал резвый и жизнерадостный щенок. Что за щенок, я не могу сказать, поскольку не разбираюсь в собаках и их породах. Но он явно ждал от всех только хорошего. Он начал лизать мальчишку и вилять хвостом. Мальчик засмеялся чистым детским смехом. Он погладил щенка, и тому это понравилось.
Мальчик перевернул пса на спину, тот довольно заурчал и начал играючи ловить руку мальчика. Обоим нравилась эта игра. Мальчик толкал, трепал щенка, а тот ловил руку, его толкавшую. В приливе нежности мальчик прижал к себе собачку: "хорошая, хорошая..."ю Они, казалось, нашли общий язык.
Мальчик схватил пса большим и указательным пальцем за щеки, щенок несильно вцепился зубами в руку. Песику нравилось, как мальчик дергает руку в стороны. Удовольствие росло, детский смех и счастливое урчание пса слилось.
В азарте и нежности, со счастливыми и веселыми глазами, мальчик крепко прижал полюбившегося четырехлапового друга, чуть подав руку вперед...
Что-то хрустнуло. Щенок вдруг замер и в неестественной позе лег на землю, в слегка примятую пышную траву. Он затих и больше не шевелился.
Мальчика это не удивило, не испугало и не шокировало. Он понимал, что щенок уже никогда не поднимется, но не сделал попыток расшевелить ни щенка, ни, соответственно, свою надежду. Потому, что эта смерть была убийством, а не несчастным случаем. Потому, что это убийство было кульминацией, апогеем удовольствия.
Он поднялся с корточек и, перешагнув через трупик, пошел дальше.
Я не мог просто наблюдать. Я хотел было обьяснить этому мальчику, чтО он сделал и почему это нехорошо. Ужасно, если такой равнодушный и жестокий человек вырастет бессердечным и с такой же легкостью будет переступать через человеческие трупы.
Я встал, быстрым шагом нагнал его и потянул за плечо. Мальчик остановился, обернулся и удивленно спросил: "Вам чего?"
"Щенок!"—с презрением я мысленно обругал себя, ибо сказал совсем не то, что хотел. Вместо того, нащупав в кармане складной нож, я сказал:
—Хочешь конфетку, мальчик?